На блог «Все хорошо, но…», где я описал некоторые нюансы якобы позитивных моментов в жизни современной России, отреагировал уважаемый Виталий Малыхин. Некоторые из приведенных им тезисов на хардкорно-экономические темы, вроде ВВП, в том числе, по паритету покупательской способности, обсудим чуть позже. Хочу прокомментировать моменты, более близкие к реальной жизни. По пунктам.
Виталий пишет: «Те парни, которые, по вашему мнению, занимаются «...мягко говоря непроизводительным трудом…», два года назад зарабатывали 30 т.р., а сегодня 250 т.р. Эти деньги получили их семьи».
Все так. Вопрос: сколько это будет / сможет продолжаться? И что будут чувствовать, думать и делать люди, которые получали 30 тысяч рублей, потом начали получать 250 тысяч рублей с огромным риском для жизни, а затем вернутся обратно к 30 тысячам? Даже к 50 тысячам, благодаря разным индексациям и повышению МРОТ. Пенсия ветеранам боевых действий составляет считанные тысячи рублей, плюс некоторые налоговые льготы, бесплатный проезд в общественном транспорте и так далее. Но это даже не 10 процентов от того, что было раньше. Оставлю этот вопрос риторическим.
Плюс к тому – каждый человек, отправляющийся в зону «непроизводительного труда», имеет шанс оттуда не вернуться. Либо вернуться с инвалидностью, которая может повлиять на его возможность работать в будущем. Помимо того, что это сломанная судьба и человеческая трагедия, это еще и урон экономике. У каждого из невернувшихся впереди могло быть от 20 до 40 лет жизни, в зависимости от возраста. Сколько за это время можно было произвести чего-то полезного, а также потребить того, что создали другие – цифры невероятные. Они едва ли будут компенсированы сопутствующими выплатами. Ни к чему в связи с этим не призываю, только указываю на факт.
Продолжим про деньги, которые получили семьи. Вот, что пишет Виталий: «Интересно куда они пошли. Правильно. В квадратные метры жилья, в расширяющуюся потребительскую корзину, которая в условиях санкций заставляет местных товаропроизводителей больше производить, нанимать больше персонала и ...О, ужас!! Больше платить сотрудникам».
Соглашусь почти со всем. Кроме одного – о том, как товаропроизводители больше производят и нанимают больше персонала. Вообще это логичное решение – если растет спрос на какие-то группы товаров, то уравновесить его расширением производства – лучшая идея. Проблемы три: доступность денег, доступность технологий и доступность кадров.
Ключевая ставка находится фактически на заградительном уровне, призванном «охладить» кредитование. При этом не у каждого бизнеса есть собственные деньги на развитие, так что единственный вариант – как-то субсидироваться у государства, а это по умолчанию доступно не всем. Плюс те же санкции обрубили значительную часть рынка технологий, так что покупать приходится либо что-то менее качественное, либо то же, что раньше, но втридорога.
И главное. Как рассказывала в нескольких свежих интервью лучший российский эконом-географ Наталья Зубаревич, главная проблема для всех производственников сегодня – кадры. «Если распространить представленные Росстатом данные на всю совокупность занятых, то нехватка работников в 2023 году, ориентировочно, составит 4,8 млн человек», – это сказал не какой-то заштатный либералишка, а Институт экономики РАН. А это еще при условии того, как рынок труда «пропылесосили» такие меры, как отправка сотен тысяч мужчин на линию соприкосновения, эмиграция еще сотен тысяч граждан, а также повышенные кадровые потребности оборонно-промышленного комплекса.
Поэтому да, предприятия пытаются нанимать людей на увеличенные зарплаты, либо удерживать действующих сотрудников повышением зарплат, но говорить о каком-то успешном и масштабном «расширении» гражданских производств, не завязанных на ОПК, я бы поостерегся. Довольно серьезная инфляция подтверждает мои опасения – рынок производства не успевает за увеличением спроса, поэтому растут цены.
«Конечно же, с точки зрения замечательных либералов хоронить деньги без движения в Фонде Национального Благосостояния было весьма мудро», – продолжает Виталий. Я, в свою очередь, задам встречный вопрос: кто управлял страной и все это время нес личную ответственность за ключевые решения (к которым, безусловно, относится распоряжение национальными богатствами) в те годы, когда шло активное складирование денег в ФНБ или тот же Стабфонд? Предлагаю озвученную претензию обратить не ко мне, а к реальному ее адресату.
«А теперь деньги льются в экономику и те самые корявые отечественные чипы для военного оборудования станут завтра в условиях этой технологической гонки чипами для своих стиральных машинок, автомобилей и почтовых (сельскохозяйственных) дронов», – считает Виталий. Позволю себе просто усомниться. Мы, кажется, уже проходили историю о том, как большие военные расходы огромной страны вылились в крайне слабую способность адаптировать это все для гражданской техники, которая в итоге почти повально проиграла конкуренцию иностранным маркам. Буду рад ошибиться и оказаться посрамленным в этом своем скептицизме.
И, наконец: «А разве гонку вооружений кто-то отменит после окончания СВО. Новые танки, истребители и снаряды «Краснополь», оказывается, на внешних рынках имеют колоссальный запрос». Действительно, если сейчас ОПК «едет» на бюджетных вливаниях и гособоронзаказе, то было бы классно оставить те же объемы производства и гнать их на экспорт. Свой вопрос по этому поводу процитирую из известной песни: «А что, <блин>, если нет? Вот так вот раз – и нет». Тут тоже можно вспомнить СССР и его огромный ВПК и экспорт по всему миру. Где это все? Нужно ли будет миру столько оружия? Будут ли его покупать именно у России, или найдут какую-нибудь более санкционно безопасную страну-поставщика? В общем, тут больше вопросов, чем ответов.
Не говорю, что этого обязательно не случится, но выражаю сомнение. А если покупатели не найдутся, либо объемы заказов окажутся меньше, чем в нынешние горячие месяцы и годы – тогда предприятиям ОПК и их работникам предстоит тот же тяжелый путь, который прошли их предшественники в СССР конца 80-х и России начала 90-х. Один из элементов «похмелья», о котором я говорил.
Итого. Может, все действительно будет хорошо, и все опасения меня и тех экономистов, на мнения и данные которых я опирался при написании последних двух текстов, окажутся беспочвенными. Но поделиться этими опасениями считаю себя обязанным, и благодарю Виталия Малыхина за конструктивную критику и небольшую дискуссию.
О ВПК.
За тридцать лет мы закрыли столько заводов и конструкторских бюро, что сегодня дроны покупаем (неточно) в Иране.
Артиллерийские снаряды большого калибра (неточно) в КНДР.
Мы реанимируем и адаптируем танки Т-64Б, а танки Т-80 и Т-72Б оказались даже конкурентоспособными с Абрамсами и Леопардами.
В авиации истребители и фронтовые бомбардировщики ещё конкурентноспособны, а стратегические бомбардировщики разработки 50 -60-х надо модернизировать.
В Космической сфере мы колоссально отстаём мировых держав в производстве спутников военного и гражданского назначения.
Мы производим 15 спутников в год, а нужно не менее 100.
И все это ВПК.
Потому что ВПК всегда выпускал и выпускает технику двойного назначения как в СССР, так и РФ.
Тот же гусеничный вездеход «моталыга» 60-х годов широко применялся в освоении нефтяных месторождений Тюменской области. Я не говорю о тяжелой артиллерийских тягачах того времени:
АТЛ, АТС-59, АТТ ( соответственно артиллерийские легкие, средние и тяжелые тягачи).
Это они летом 1965 год осенью рассекали по Сургуту, ибо другая техника из-за болот и непролазной грязи была бесполезной.
Это касалось всех тяжелых военных грузовиков:
ЗИЛ-157, Урал-375, КрАЗ-256.
А знаменитые УАЗ- 469 даже ездили со светомаскировочными фарами.
Кто не знает в Сургуте тех лет «шишигу» военный ГАЗ-66 высокой проходимости.
Дороги в Сургуте и на трассах чистили от снега военные инженерные БАТ- на базе ГТТ.
Идём дальше.
В технике связи на нефтепромыслах и в междугородней связи использовалась исключительно военная техника.
Радиорелейные линии Р-404 «Василёк» позволяющие организовать на 1000 км 24 телефонных Канала работала на линии Сургут-Тюмень.
А Р-406 «Левкой» на 48 телефонных каналов и один Телевизионный ( вернее радиолокационный) работала между Сургутом и Нижневартовском.
Все мобильные и стационарные радиостанции у нефтяников были военного производства. Но использовались в гражданской связи. Идём дальше.
В авиации. Перевозка грузов на Север осуществлялась самолетами военно-транспортной авиации того времени, которую передали в Тюменское управление ГА.
Это самолеты Ан-12, Ан-22, Ан-26. Вертолёты: Ми-6 и Ми-8.
Только военная техника двойного применения позволила за несколько лет довести добычу в Тюменской области с 0 до 30 млн тонн в год.
К чему нам такие мемуары о прошлом советского ВПК?
К тому что, как только мы заставили наш ВПК выпускать кастрюли и товары народного потребления ( естественно неконкурентноспособные), то мы сразу потеряли все.
И военные разработки, и научные разработки, и квалифицированные кадры.
Сегодня мы ищем 4,8 млн квалифицированных кадров, естественно не землекопов.
Создаётся впечатление, что нынешнее ВПК идёт впереди планеты всей.
Увы!
Это не так.
На рынке вооружений очень жестокая конкуренция. А то что мы показываем на деле в СВО потенциальные покупатели берут на заметку для того, чтобы понять заключать или не заключать с нами военные контракты.
Да, мы продавали вооружения на 6 млр долларов.
Эти продажи держат предприятия ВПК на плаву.
Но все меняется.
Поэтому надо дальше совершенствовать военную технику ибо, потенциальные покупатели имеют более широкий выбор на рынке вооружений.
Если говорить в цифрах нашего ВПК, то оборонный бюджет США составляет 862 млр долларов, Германия заложила на 2024 год 80 млр евро.
И что наши 7 трл рублей оборонного бюджета?
Мы можем дать намути деньги только адекватный ассиметричный ответ.
Пока.
В это плане возрождение ВПК это хорошо для экономики.
Но грустном можно и не говорить.
И закончить тему на мажорной ноте Виталия Малыхина.
«Все хорошо сейчас и будет хорошо завтра».
По крайней мере, не критично.